А вёл он себя мужественно, ничего, кроме любопытства, к своим ранам не проявлял…
Через несколько минут разрыл землю, достал снизу прохладную и влажную, стал прикладывать к синякам.
— Не надо, не поможет, — глядя в сторону, проронил Ражный.
— Жжёт, — спокойно отозвался он. Вотчинник встал, поднял и отряхнул шкуру, бросил Колеватому.
— Завернись и лежи…
Сам же, не надевая рубахи, затянулся поясом по-боевому и пошёл в дубраву.
— Куда ты, Ражный?.. Погоди.
Он обернулся — поединщик подавал руку, просил помощи.
Конечно, символически, соблюдая обычай. Вотчинник вернулся, протянул левую ладонь. Прежде чем взять, Колеватый глянул на неё с нескрываемым интересом, однако ничего особенного не обнаружил. Размерами левая кисть была даже чуть меньше правой…
— Голованово Урочище, у Вятских Полян, — взял его руку. — Стерхов, из вольных… Вторая декада октября.
Бывший противник встал без напряжения, да зрачки выдали — расширились, очернили синие глаза. Сам поднял шкуру, посмотрел со всех сторон, затем взглянул на Ражного.
Тот кивнул.
Это был дар утешения…
— А поможет? — деловито спросил он.
— Размочи и мездрой к телу на ночь. Но сначала возьми иглу от шприца, да потолще… Спусти кровь из гематом, пока не свернулась.
Колеватый принял к сведенью, ещё раз глянул на зарубцевавшуюся рану на боку и что-то спросить хотел, однако обмотался, закутался в шкуру, будто озяб, и пошёл восвояси.
Ему было нестерпимо больно, и потому он спешил уйти подальше с глаз вотчинника, чтобы где-нибудь в укромном месте, в одиночестве покряхтеть, постонать или даже поплакать, если это поможет.
Но сойдя с ристалища возле крайнего дуба, он обернулся, натянул на лицо волчью морду и завыл.
— Прощай, Колеватый! — ответил Ражный. Он знал, что побеждённый в первом поединке араке уже больше никогда не встретится с ним в рощах, а так вряд ли сведёт судьба.
В ответ на прощание вольный поединщик заворчал волком, застонал:
— Позор мне… Позор на весь Засадный Полк.
— Не поминай лихом! — добавил хозяин Урочища.
Колеватый снял шкуру с лица и то ли пошутил, то ли пригрозил:
— Лучше не попадайся, прапорщик! С говном съем!
Отдохнуть в глухом углу на охотничьей базе и отметить пятилетний юбилей своего существования приехала московская охранная фирма «Горгона». На территорию базы въехала кавалькада из шести разноцветных иномарок, ярко-жёлтого микроавтобуса, и последним с какой-то скромной осторожностью вкатился огромный чёрный джип «Линкольн Навигатор» с Утемнёнными стёклами.
Случилось это спустя немногим больше месяца после поединка, когда Ражный ещё никого не принимал, отдыхал сам в своё удовольствие, разогнав егерей, наведался старый приятель, с которым когда-то боролись в одной клубной команде Ярославля, и уговорил принять его партнёров по бизнесу, в прошлом тоже спортсменов, людей достойных, нормальных и надёжных в том смысле, что не принесут особых хлопот и не кинут с оплатой.
Предложение это Ражному понравилось, сулило выгоды — дела земные следовало поправлять, иначе приличных людей сюда не заманишь, да и с долгами надо рассчитываться.
И при этом что-то все-таки смущало, то ли обещанные лёгкие деньги, то ли бегающие глаза приятеля, вдруг явившегося после двадцатилетней разлуки. Впрочем, он всегда был трусоват на ковре, и когда его брали на болевой приём, сильно потел, боялся смерти.
Да ведь столько времени минуло…
Неизвестно, как, что и кого охраняла эта «Горгона», да Ражному хватило трех минут общения, чтобы понять, кто такие. Десяток молодых, здоровых и упитанных парней явно делились на две категории: одна отличалась спортивностью и неплохой речью, другая, судя по жаргону, была, скорее всего, из бывших ментов, и вряд ли кто из них бывал на зоне, но все одинаково распускали пальцы веером.
Женская часть общества, приехавшая на микроавтобусе, оказалась числом больше мужской-девушек взяли с запасом и на удивление воспитанных, с хорошими манерами (как потом выяснилось, были они студентками филфака МГУ — этакий яростный стройотряд на летних каникулах). Возглавляла их командир — красивая и властная женщина лет тридцати, судя по тому, как ей все повиновались и называли Надеждой Львовной, преподаватель, а в свободное от учебного процесса время — содержательница фирмы «Досуг». Возле неё все время вертелась девица лет двадцати, с печально-ласковым взглядом, какой-то затаённой, скрываемой красотой, но в вульгарных эротических одеждах и с чёрной лентой на шее, туго сдавливающей горло, — то ли помощница, то ли комиссар стройотряда, которой позволялось называть командира Наденькой.
Так вот, бандерша отряда, едва освоившись в обстановке, подошла к Ражному, без всяких прелюдий указала на смуглую, итальянского вида филологиню и сказала:
— Это ваша девушка. За все платит хозяин. Но если она понравится кому-то из гостей, уступите и возьмёте вон ту, крашеную.
Такой откровенности он не ожидал, хотя в летний период народ приезжал богатый, без комплексов и с лёгкими нравами. В «джентльменский набор» для отдыха непременно входили девушки не слишком тяжёлого поведения, но чтобы вот так их раздавали, ещё не бывало.
Против откровенного цинизма действовал только цинизм.
— А я вас хочу, Надежда Львовна, — сказал он, будто бы задыхаясь от страсти. — У хозяина право первой ночи.
— Я занята, — сухо бросила она и как бы увернулась от взгляда — так обычно ведут себя официантки в ресторанах, подающие на стол пьяным и похотливым гостям.