Волчья хватка - Страница 51

Первый раунд схватки — кулачный зачин, начали, как полагается, с первым лучом солнца, когда тень от столба часов тронула по касательной земляной ковёр. Долго топтались по кругу, прощупывая друг друга, каждый искал допустимую дистанцию сближения, дабы проверить, на сколько можно подпускать к себе противника, испытывали реакцию, отрабатывали и проверяли тактику, ранее принятую. В последний миг перед поединком, уже возле Поклонного дуба, поджидая Колеватого, Ражный забыл о вороне, поскольку услышал другую птицу — кукушку. И чистый, звонкий голос её в утренней дубраве наконец-то ослабил земное тяготение, высветлил сознание; он не взлетел нетопырём, однако в поединок вступил легко и азартно, чем несколько и обескуражил соперника.

Уже привыкнув защищать локтевым сгибом свой бок без рёбер (там образовался провал, и хоть специальными упражнениями удалось нарастить мышцы, попади туда кулак — печень вдребезги), он пропустил, сильнейший удар под горло: словно торцом бревна попало, и обычно от такого на ногах не стоят. Вотчинник Ражный устоял — земля родная помогла, качнула в обратную сторону, не дала упасть. А Колеватый уверен был — сшиб противника! И даже не отскочил назад после выпада — напротив, вперёд потянулся, как бы склоняясь над лежащим, и тотчас же получил встречный, почти в то же место, и следом добавочный, левой рукой в плечо. Спасло поединщика умение двигаться, не перебирая ногами, мгновенно переливать центр тяжести; его лишь развернуло, да большая голова мотнулась вперёд — расслабил шею. Или это у него — слабое место?..

После такого обмена Колеватый зауважал хозяина, сменил тактику, стал подставлять ему солнце в глаза и щупать уязвимое место. Знал бы он, в каком боку нет рёбер — давно бы, как ворон, расклевал печёнку даже несильными ударами, но прикрывала пробойное место отцовская рубаха да чуть-чуть, лишь краем, собственный повивальный пояс.

Кулачный бой — не бокс, где соперники молотят друг друга, укладываясь в трехминутный раунд. Здесь никто не задыхался от суетливых движений и спринтерского напряжения; рефери не контролировали каждый удар, не растаскивали, не считали секунды над поверженным бойцом, не разводили по углам и не махали полотенцами.

Поединок в роще проходил без судей, свидетелей и публики; араксы не искали тут денег и славы, а потому бились по правде. Кулачный зачин считался более игрой, нежели решительным боем, своеобразной разминкой, показом удали, демонстрацией силы, разведкой боем. И потому редко когда приносил победу, да и где там уложить противника, если оба ещё полны мощи, упорства и воли? А если случалось такое, поединщик долго пользовался своим успехом как психологическим давлением перед другими схватками: несмотря на правила, распускал молву. Отец говорил, бывало, при зачине соперники шутили, обсуждали последние новости и чуть ли не о погоде толковали. В роду Ражных не существовало какого-то особого, наследственного удара или приёма в кулачном бою; зато был способ уходить, ослаблять или держать удар, когда не уйти. Для этого требовалось пристально следить за противоборцем, все время считывать информацию с его лица, глаз и особенно — с области солнечного сплетения, ловить испускаемую им энергию.

Это значит, в течение всего поединка время от времени входить в состояние «полёта нетопыря»…

Голос кукушки оторвал его от земли на пару минут, не больше.

И лучше бы не отрывал: Ражный увидел соперника в ином свете, но успел лишь на миг устрашиться. Пожалуй, Колеватый имел право вести себя вызывающе при внешней покладистости. Не туманные сгустки, не лёгкие мазки оставлял он в воздухе — потоки сиреневого оттенка, буровато-багровые столбы физической энергии и яркие, лохматые протуберанцы ярости.

Из-за пёстрой окраски отец называл таких араксов бойцовыми петухами.

Мгновенный полет напугал и помог одновременно: Ражный окончательно определился с тактикой поединка — вести его с упорством и все нарастающим азартом, чтобы в последнем, третьем, периоде поединка — сече, довести себя до точки кипения. Главное — выдержать и сохранить силы в кулачном зачине, выстоять против кузнечных молотов.

Пропущенный удар подогрел вотчинника, может быть, чуть больше, чем надо, и после ответного, потоптавшись медведем, он стал теснить Колеватого к краю ристалища, совершая зигзагообразные движения рыщущего волка. Поединщик был вынужден все время менять стойку, лавируя и защищаясь от обманных атак, и как только приблизилась граница земляного ковра, понял замысел Ражного, не захотел быть выбитым из борцовского круга.

И получилось, хозяин рощи сам задал слишком усиленный темп в зачине. Колеватый крикнул неожиданно высоким, звенящим голосом и будто лезвием резанул барабанные перепонки. И тотчас же прыгнул в сторону, увернулся от встречного удара — кулак лишь скользнул по мощному, непробойному животу — и сам достал Ражного сильным боковым ударом, по счастью, с левой стороны. Хозяин поединка успел лишь ослабить его, мгновенно качнуться влево и, чтобы не рухнуть набок, пошёл колесом через руки, оказавшись далеко от соперника. Сиюминутное прикосновение ладонями к земле слегка разрядило азарт, Ражный стал крутить соперника у середины круга, как волк крутит лося, загнав в чащобу. Но если зверь жаждал крови, то вотчинник тянул время, дабы завершить кулачный зачин.

Колеватый и это понял, согласился и охотно завертелся в предлагаемом ритме, поглядывая на солнечные часы — укороченную тень, ползущую к центру ристалища: когда нет явного преимущества, засадники всегда экономили силы для второго периода — братания — и иногда попросту валяли дурака на ристалище, поджидая, когда солнечные часы пробьют полдень, и между делом утрамбовывая землю для следующего этапа. Но сохраняя уровень разогрева и азарта, они обменивались не вальными, однако ощутимыми ударами, поигрывали мускулами, шутливо угрожали друг другу выпадами, ложными натисками, а Колеватый вдруг откровенно начал кичиться своим непробойным дыхом — бугристым, железным животом, умышленно пропуская удары, дескать, на, потрепи свои новые рукавицы, поломай пальцы, побей козонки…